Старая пристань глотает шаги.
В трещинах зноя съёжился свет.
Мятое солнце обрывком фольги
Вяло трепещет на трупах газет.
Ржавая цепь, корабельный оскал.
В белом песке-ожиданье воды.
Веришь-не веришь, ты это искал:
Слушай покой обретённой беды.
Медленный воздух прилип к берегам.
Плавятся битые стёкла в пыли.
Тени кривятся, сползая к ногам,
В солью изъеденный панцирь земли.
Шорох ракушек в ладонях сухих.
Волны молчат, и остры, словно жесть
Банок консервных. Зазубренный штрих
Прошлого снова рождается здесь.
•
..............С.
холодный сентябрь живёт на неприбранной кухне,
и в воздухе чудится мёртвая зыбь океана.
тяжёлая охра земли рассыпается пухом.
в кармане отыщется ключ, отворяющий раны.
не думать...как тёплая жизнь истончается в не-быль,
и, тень позабыв на скамье, ты уходишь, сутулясь,
туда, где пустое, пронзительно-синее небо
вливается в вены притихших обеденных улиц.
и солнце дробится, дробится на пыльные блики,
на каменный запах домов и увядших фонтанов.
растущая осень бескровней стеблей повилики,
уводит тебя в недоступную лёгкость туманов,
оставив на пальцах касанье сухой паутины,
на сгибах потёртого времени-голос ли, ветер...
а листья плывут по реке свежевскопанной глины
к последнему берегу чёрных дождливых отметин.
•
Твоя зима... окликну пустоту
и где-то там, на дне, тугой улиткой
сожмётся боль. И город – рыбий, зыбкий –
по льду скользнёт в слепую черноту.
Сквозь пасмурный прилив тяжёлых туч
проглянет день, соломенный и жалкий,
где мелкий шорох, оттепель и галки,
и запах снега вязок и тягуч.
В коротких снах кочевье поездов,
их белый стук над голыми мостами.
Круги зимы цепляются зубцами..
И тише, тише, тише ход часов.
•
Ты снова молчишь.
Бесконечно скучает
Невыпитый кофе,
А полдень молочный
Все нежные краски
Свои потеряет
В твоей летаргии
Запутавшись прочно.
Мы-зимние люди,
Живущие рядом.
(Случайная прихоть
Сезонных течений).
Мы ищем тепла
И сплетаемся взглядом,
Но там-лишь печаль
От коротких сближений.
Мы-зимние люди,
И в этом всё дело..
Пронзительный день
В наши окна не светит.
В зелёную ночь
Опоясано тело,
И жалят кристаллы
Морозных соцветий.
И эта зима
Стала странною сказкой.
Ты сам посвятил меня
В грани сюжета,
Где оттепель манит
Обещанной лаской.
Но я...ухожу
В невозможное лето.
•
Усни, не слушай шёпотную речь
Белёсой тьмы крадущегося снега.
В глухую полночь кто-то тихий бродит
В провалах туч, с луной-поводырём.
Лес до костей исклёван вороньём,
Гудят деревья к долгой непогоде,
Зажжёшь огонь – и в поисках ночлега
Мертвец, не странник, постучится в дом.
А выше снов – вселенская тоска
В зрачках волков далёкой звёздной стаи,
Алмазный всполох, млечная река...
Кровь тяжелеет синей зимней сталью
От песен древней вьюги – смутных, странных,
Болеет сердце, пустота – сладка...
усни, не слушай / крадущегося снега / в глухую полночь /
гудят деревья / и в поисках ночлега / мертвец, не странник /
далёкой звёздной стаи / алмазный всполох /
от песен древней вьюги / болеет сердце
•
Живёшь в горсти весенней непогоды.
Коснётся тёплой впадины виска
смолистый сон: коряги зданий-лодок
перебирает пальцами река.
Вода уносит. Еле уловимо
в скрипящей тьме дверей и сквозняков
поют дожди, и превратился в глину
песок в часах затопленных домов.
Всего и помнишь - камешек в ладони,
свой детский страх, да ил на топком дне,
и жаркий синий, угольный вороний
рисунок неба в шаткой глубине.
А мимо - берег. Птичий, одинокий,
с разбегом пыли, с тёмною ольхой...
И смотрит кто-то - умерший, далёкий -
и долго машет призрачной рукой.
•
Так будет в апреле: замрут облака -
русалочьи души в сетях рыбака.
Край бледного неба над талой водой
прошит камышовой иглой.
Живёшь-вырастаешь, как-будто трава,
чьё тонкое тело - почти тетива,
от ветра, что бродит в сухом ивняке,
на древнем поёт языке.
Зажмуришься - солнце сквозь веки течёт.
Ты веришь в тенистых чудовищ, ещё -
ныряя в шалашный густой полусвет -
никто не отыщет здесь, нет.
Кровь свежих царапин, крапивы ожог -
след слёз незаметно стираешь со щёк.
Но божьей коровкой щекочет ладонь
срез времени. Тише, не тронь.
И сможешь однажды во сне подсмотреть:
цветением яблонь пронизана смерть,
и пряничный запах в запретном саду,
где (знаешь) тебя подождут.
Так будет в апреле... Легки облака -
русалочьи души в сетях рыбака.
И то, что нахлынет с весенним теплом
лишь жалость... О всех, ни о ком.
•
звёзды медведиц сходят в мшелую тьму берлоги,
этот октябрь подобен чёрной сквозной дыре
Наплывы пуха, к вечеру - свинец
над спящими, осенними, над теми
кому упасть, как яблокам, сквозь время.
...ты худ,прозрачен - верно, не жилец.
Ухватишь сон за смоляной бочок:
под пальцами трава и первый иней.
Не бойся, тонколапый паучок
души ещё летит на паутине.
Где распахнётся, жёлто вздрогнет даль,
в окно рванутся ветреные ветки.
...на одеяле солнечные клетки.
Мир ссохся будто сморщенный миндаль.
Беги, покуда можешь обмануть...
но что-то в грудь войдёт тепло и мягко.
Но боль внутри - расстёгнута булавкой.
Но боль внутри. И больше не вздохнуть,
когда обнимет, канувший давно,
твой город: пустыри, сухой бессмертник,
кирпичный цвет. И ветер небо вертит
как карусель... В глазах темно.
Темно.
•
Тени густеют, вся тяжесть вечерних тонов
будто с картины, где мастер остался безвестен.
Смотришь, как птицы тревожно срываются с места,
рвут мешковатую, грязную ткань облаков.
Снег под ногами, похожий на плесневый сыр,
Остро печален оранжевый взгляд перекрёстка.
Новую жертву ждут сумерек серые псы:
ты ощущаешь спиной эту мягкую поступь.
Кажется страшным: вот катится колоб луны
(глухо стучит его дряблое тело по крышам),
словно в мозгу бродит звук надоедливой мыши,
множа прорехи на стенах твоей тишины.
Мимо проходят, чьи лица - ненастье и дым.
Их голоса - точно тихие белые пчёлы -
долго роятся над улицей (ульем пустым).
Если закроешь глаза, станет гулким и полым,
глиняным, мёртвым, обманным и кукольным мир,
больше не прячась в обёртку своих декораций...
Из мышеловки уйти невозможно остаться?
Выпасть фигуркой из клетчатых шахматных игр.
•
© Сетевой журнал «Бродячий заяц», 2009 | All right reserved. | CSS | e-mail: zverola@mail.ru
