Сумасбродская улица

          Мне стукнуло два циферблата часов,

          Мне исполнились сутки.

 

 

 

Трёхэтажным раскатом катится каракатица дневечера

двенадцатищуплая, как в ВВЦ чёртов циферблат,

за кадык цепляя каждого встречного и невстречного.

Я скручу её в узел так, что часы минутами затрещат.

 

Полотно в кубистическом стиле толп шарнирных невольников -

экстравагантного тоталитаризма попрошайки и зов

из о-грань-ённых фигур привычек: ромбов, треугольников,

параллелепипедов, но с тупоугловыми додекаэдрами голов.

 

Не быть бы мне там до того, как осядет дня пена чернильная,

ввязав существо своё в костяной тупоугловый поток,

чтобы зазря внести свой вклад в звуки костедробильные.

(Сегодня вместо галстука напрашивается шейный платок).

 

На синебоком змеище, хохочущем грохохочением,

когда дня пена чернильная уже не так, как так;

я гарцую на юг к ней, снедаем южным влечением,

вдоль змеиных тоннелей в глобусе, грезя в такт…

 

Волочусь лакированной лужами улицей Сум-а,сброд-скою,

надо мною пестреют облака супрематических небес,

по которым всякие формы текут ватные и плоские,

механически гудя, угрожающе, улице наперерез.

 

Мельтешат ещё околонасекомые сжирубешеные:

чулок хихикнет, взвизгнет шальная шаль, прицокнув каблуком,

портфель буркнет, а накипь чернильная, повсюду развешанная,

в моём зрачке застревает, как в горле мусоропровода – ком.

 

Ты встретила меня.

Взрывы морганий твоих лазоревых глаз чарующих

разбрызгивают по мне взгляда ласкового шрапнель,

раня до глубины сердца, и раня... как её, ту ещё,

которую от случая к случаю кличут душой. Апрель.

 

 

(Твой строго вычисленный прагматичный наряд

противоречит твоей оранжевой подноготной.

Посмотри на мой стих.

Он, как нарочито сломанные мной часы.

Вот как нужно.

Нагота, впрочем, и вовсе красит тебя,

как солнечный день весну).

 

 

Теперь хочу, чтобы ласки твои заштопали

всё то, что натворил твой взгляд.

А за окном моторчики листьев тополя

на топливе ветра шипят.

 

 • 

 

 

Обладатель

Поэт, чертовски богатый поэт,

но поимевший состояние отнюдь не творчеством, шутите.

Хитрость, лукавство, убийства, разве можно пренебречь всем этим,

если обещается щедрое вознаграждение.

Скука одолевает, скука, скука…

Поэт, чертовски богатый поэт решил её развеять.

Вечером того же дня он разослал всем алчным,

гипотетически заинтересованным лицам письмо следующего содержания:

 

 

«Господин N,

Обращаюсь к Вам с приглашением на щедрый опасный вечер, на игру.

Буду безмерно счастлив видеть Вас у себя к полуночи по адресу…

 

Подпись: Поэт, чертовски богатый поэт»

 

 

Специально под этот вечер был арендован дом.

Спектакль должен был проходит в Boudoir этого дома.

 

(Boudoir-noir ждёт, нарядный и тесный, гостей)

Гости приходили далеко заранее, но впустили лишь

октет первых.

 

Boudoir оформлен в виде сцены, вывеска с названием

спектакля:

«Азарт. Японская рулетка»

 

Те гости, которым не повезло попасть внутрь и стать участниками,

автоматически стали зрителями представления.

Для этих неудачников заранее был оборудован партер за окнами помещения.

00:00, круглый стол с зелёным сукном в центре сцены, 8 человек на манер

«Рыцарей круглого стола», третий звонок, появление

Поэта, чертовски богатого поэта с двумя красными чемоданами в руках.

Присутствующие с блестящими глазами ёрзают на стульях, нервно покусывают губы,

не найдут места рукам, то складывая их на коленях,

то подпирая одной из них подбородок, а другую убирая в карман…

 

«Господа, рад приветствовать Вас в этот жаркий азартный вечер.» —

 

Поэт кладёт один чемодан на стол, щёлкает замочками, открывает крышку.

 

«Господа, это ассигнации на получение огромных сумм, драгоценных

камней и металлов, акции самых перспективных компаний.

Всё это может стать Вашим, но…» —

 

Поэт убирает со стола первый чемодан, убирает в сейф,

и выкладывает второй,

проделывает ту же операцию, что и с предыдущим.

 

«Разбирайте револьверы, каждому по одному,

в каждом из барабанов 5 патронов.

Вы понимаете что это значит, верно?

Кто останется в живых, те и разделять всё поровну».

 

Остаться согласились все. Жадно загребли оружие,

пытаясь схватить два и даже три револьвера,

повертели барабаны, подули на них наудачу.

 

«В рот, господа, в рот».

 

Напряжение возросло до предела, духота, чешущиеся нервы,

зрители за окнами наклонились вперёд, приставили

кто лорнеты, кто монокли, кто бинокли, кто камеры-обскура…

 

«Пли!»

 

Шесть выстрелов, слившиеся в один.

Алая взвесь исполнила помещение, boudoir-rouge,

капельки, как миллионы насекомых выбежали из худых голов.

Красное половодье, Красная бездна, Красный спектакль,

«Красный смех».

 

Двое в онемении остались сидеть на своих местах.

Один из них пришёл в себя чуть раньше,

взвёл курок и выстрелил в лицо второму.

 

Поэт, чертовски богатый поэт сам оказался не готов

к такому повороту событий, но недоумение

быстро сменилось довольной улыбкой,

ибо такое продолжение

оказалось куда более интересным и занимательным.

 

«Ну что ж…

Поздравляю,

вы единственный обладатель!»

 

 

-Окна зашториваются-

 

 •